Александра Киселёва: Мы всегда думали о том, куда идет наш зритель
В рамках цикла «Зритель в условиях музейной глобализации» мы уже поговорили с представителями больших культурных институций — Третьяковской галереей и Государственным музеем изобразительных искусств имени А.С. Пушкина — и участниками самоорганизованных художественных групп, чьи подходы к отношению со зрителем отличаются не только из-за характера территории или особенностей самой группы, но и отношения к стороннему наблюдателю в целом.
Тем не менее, на территории Москвы существует еще одна модель выставочной площадки. «Выставочные залы» возникли в 1980-е годы по инициативе Московского городского комитета КПСС для работы с населением в области культуры. На тот момент это была хаотичная система, в которой новые площадки возникали и пропадали вне зависимости от воли комитета или самих создателей галерей. В 2013 году Департамент культуры выпустил приказ, согласно которому 18 галерей из 10 округов Москвы объединили в одну организацию. Мы поговорили с куратором галереи «Пересветов переулок» [1] Александрой Киселёвой о работе с местными сообществами и важности социального голоса.
Александра Киселёва — художница, куратор, поэтесса. Закончила Литературный институт им. А.М. Горького и ИПСИ (ИСИ И. Бакштейна). Соавтор проекта «Чрезвычайная коммуникация» (галерея в подъезде жилого дома) и сокуратор его павильона на выставке «Здесь и сейчас» (2018, ЦВЗ «Манеж», Москва). Руководительница и куратор галереи «Пересветов переулок» (совместно с Мартой Цайх). Автор проекта и одноименной персональной выставки «Бесплатное тиражное искусство».
Кристина Пестова (К. П.): Как известно, «Выставочные залы» образовались в 1980-е годы, однако на тот момент это не было сетью. Это были скорее локальные площадки в нецентральных районах Москвы. Когда я зашла на сайт объединения «Выставочные залы Москвы», мне показалось интересным, как создатели сети описывают каждую отдельную площадку: у галереи «Пересветов переулок» упор делается на андеграундное прошлое [2]. Скажите, казалось ли вам, когда вы стали руководительницей галереи, что необходимо делать упор на ее историю? Чем, по-вашему, «Пересветов» отличается от остальных галерей «ВЗ»?
Александра Киселёва (А. К.): Когда я пришла в галерею, я не сразу стала руководительницей. Изначально я пришла в составе кураторской группы (Дарья Серенко, Оксана Васякина и София Сно). Нам сразу сказали, что хотелось бы, чтобы у галереи было какое-то четкое направление, как раз отталкиваясь от того, что там раньше были авангардные сборища, и многое было завязано именно на процессуальности. Поэтому в качестве концепции мы выбрали искусство взаимодействия. Но, на самом деле, с течением времени мы начали понимать — а когда я стала руководительницей, я окончательно утвердилась в этом предположении, — что это слишком жесткое ограничение для государственной площадки. Я воспринимаю государственную галерею как пространство, которое организовано на отчисления с доходов обычных людей, и люди сами в какой-то степени воспринимают это место как свое, и потому часто приходят к нам с предложениями или уверенно дают оценку нашей деятельности. Да и мы действительно находимся если не в спальном районе, то все же не в самом центре: галерея расположена на первом этаже жилого дома и, например, окна нашего малого зала выходят во двор, где играют дети, сидят на лавочках пенсионеры. Поэтому я поняла, что такая концепция — это излишне жесткое отсечение слишком многих вещей или наоборот — прикручивание к идее чего-то, что, на самом деле, выходит за рамки партиципаторного искусства. Получалось слишком искусственно. Но, конечно, история галереи 1980-х — 1990-х годов греет мне душу. Мы сейчас как раз делаем выставку «Пересветов переулок: разбор архива» (она должна была открыться в мае, но теперь все сдвинулось на два месяца, надеемся, что она откроется в начале июня 2020 года) [3]. Когда мы только пришли в галерею, мы начали искать, что же осталось от того времени, и обнаружили, что в галерее собирался архив. Он собирался достаточно небрежно: это такие офисные папки, набитые разными отчетами, кураторскими набросками, отпечатками рук художников, разными планами. Это все оседало скорее из-за трепета офисных работников того времени перед разными бумагами и документами: а вдруг я сейчас выброшу, а потом понадобится. И когда мы нашли этот архив, мы были удивлены, насколько это место оказалось эклектичным в своей истории: все знают галерею, потому что там был штаб «КЛАВы», но ведь потом там происходило огромное количество выставок. Наверное, это немного снобский взгляд, но это же интересно и странно, когда ты смотришь план, и сначала стоит Монастырский, а потом «Краски осени» — выставка по результатам детского конкурса. Поэтому сейчас, когда мы делаем проект про архив, мы берем за основу образ этой галереи как площадки, которая постоянно захватывается людьми, группами, то есть она, в общем-то, ничья. Если подумать, это, видимо, такая судьба государственной площадки. Сейчас я как куратор несколько концептуализировала этот подход.
К. П.: То есть каждый новый руководитель и куратор галереи делал ее заново?
А. К.: Да, заново.
К. П.: А когда вам сказали, что нужно выработать более четкую концепцию развития галереи, у вас уже было представление, для кого все это делается?
А. К.: Да, мне довольно часто задают этот вопрос: какая у вас целевая аудитория? Мне кажется, что для очень многих выставочных площадок термин «целевая аудитория» — это миф. Иногда этой целевой аудитории просто нет. В некоторой мере в этом заключается принцип нашей работы. Конечно, у нас есть огромное желание работать с местной аудиторией, но это не всегда получается и чаще всего зависит от самого проекта. В целом мы сейчас пришли к тому, что наша изначальная идея искусства взаимодействия сводится к желанию делать социальное искусство, то есть создать такое пространство, где смогут говорить о своих проблемах какие-то отдельные социальные группы. Поэтому от проекта к проекту аудитория меняется, хотя, конечно, уже набирается какое-то количество людей, которые ходят постоянно, потому что уловили смысл наших проектов и связь между ними. Конечно, тут есть некоторая проблема. Например, мне часто говорят, что если мы делаем выставку, давая голос определенной группе, то на проект приходят люди, которые относятся к этой группе и заинтересованы ее проблемами, и потому это некая изоляция и даже экзотизация самих этих людей. Однако я не соглашусь: наоборот мне кажется, что если включать людей в какую-то одну общность, то проблемы отдельных групп становятся просто неслышными. То есть мы говорим о проблемах самых широких групп и все. А мы от проекта к проекту работаем над определенными социальными проблемами, берем эту миссию на себя.
К. П.: А были ли какие-то удачные примеры таких проектов? Таких, которые заинтересовали большее количество людей?
А. К.: Я начну как раз с примера работы с местным сообществом. Я уже говорила, что, на мой взгляд, это очень сложно. Существует такая идея… Я часто ее слышала, когда работала над библиотечными проектами, и на тот момент это было еще в новинку: не нужно ездить в центр, чтобы пообщаться с друзьями, ведь можно создать такое пространство в собственном доме, некую общественную гостиную. И нас постоянно тыкали носом в эту идею. Но реализация подобной идеи — это очень сложно, ведь люди порой приезжают в район, где они живут, не для того, чтобы провести там свободное время.
К. П.: Конечно. Бывает (и довольно часто), что друзья живут в разных концах Москвы. Или ты приезжаешь домой только для того, чтобы выспаться и поехать дальше.
А. К.: Да! Или бывает, что хочется уехать туда, где окружение никак с тобой не связано: нет воспоминаний о конкретных местах или людях, которых ты можешь в этом районе встретить. Такая нейтральная среда. У людей с разными местами может быть связан разный эмоциональный фон, возможно, не всегда приятный. Но в качестве примера я хочу привести один проект с местными жителями. В нашу галерею на протяжении многих лет ходил местный художник — не профессиональный художник, а, как оказалось, геолог по образованию и призванию. Он работает геологом, но еще всю жизнь занимается искусством. Это его хобби. Его зовут Михаил Гарасько. Он застал многих кураторов в этой галерее и всем он предлагал сделать его выставку, потому что сам живет в этом доме. Самое интересное, что он буквально живет за стеной нашей галереи. Но из рассказов Михаила оказалось, что кураторы зачастую не соглашались как раз потому, что он местный житель: они считали странным делать выставку Михаила только потому, что он живет в этом доме. А нашей группе это наоборот понравилось и показалось логичным. Тогда же у нас и возникла концепция, что выставка всегда должна быть событием. Это может быть событие и для художника, и для зрителя. В таком случае они оказываются как бы на одном уровне: разделяют радость от происходящего. Для выставки Михаила [4] мы, например, сделали баннер с большой надписью «Выставка Михаила Гарасько» и его фотографией: художник сидит на диване в окружении собственных работ. И даже из-за одного этого баннера к нам заходили люди, потому что думали: так это же Михаил Гарасько, сосед, я видела его в доме или во дворе.
Мы видели, пока готовили выставку, как он переживает и волнуется, боится, что все снова сорвется. А для нас самым страшным было то, что на вернисаж никому не известного художника никто не придет, и он решит, что никакой он не художник. Мы очень боялись пустого зала. Однако все оказалось с точностью наоборот: был такой людный вернисаж! Пришли местные жители, пришли геологи — с работы Михаила. Я помню разговор с одной парой, для них выставка стала открытием: они сказали, что увидели Михаила с другой стороны, потому что считали, что он рисует березки, а он создает такие странные, остро-социальные работы. Это действительно было событием, ведь они поменяли взгляд на человека, которого знают сто лет.
Другой пример — выставка Алёны Лёвиной, художницы и активистки. Она занимается проблемами женщин с инвалидностью, поскольку сама уже несколько лет передвигается в инвалидном кресле. Выставка называлась «Добро пожаловать в реабилитационный центр для людей, переживших многое» [5]. Алёна долго сомневалась, что важнее: чтобы люди на выставке получили представление о той теме, которая для нее важна и о которой она постоянно говорит, или чтобы ее восприняли как художницу. И это действительно важный момент, потому что можно было бы подумать, что мы показываем искусство Алёны Лёвиной, поскольку она в своих работах поднимает тему инвалидности. И все время в глазах людей то один, то второй момент становились менее значимыми. В рамках выставки у нас состоялся разговор — дискуссия о проблемах художников с инвалидностью в современной арт-среде. Во время дискуссии поднимались вопросы обучения, презентации работ, инклюзии. До самого начала мы не знали, кто к нам придет, ведь тема довольно тяжелая. И были рады, когда на встречу пришли художники с инвалидностью. На мой взгляд, это пример, когда проблема определенной социальной группы за счет озвучивания становится проблемой всех. И мне кажется, что именно так это и должно работать: не «давайте включать этих людей в наш разговор об общих темах», а «давайте проблемы этих людей будут нашей общей темой».
К. П.: Правильно ли я понимаю, что процесс планирования проектов в вашей галерее более гибкий, чем, например, в больших музеях? Выставки могут возникать в плане в зависимости от того, какой отклик был у зрителей и какие проекты были предложены посетителями галереи?
А. К.: Поскольку галерея «Пересветов переулок» — это государственное учреждение, мы каждую осень составляем план на год. Но когда к нам приходят люди с предложениями, мы всегда их выслушиваем, и бывают проекты, от которых очень сложно отказаться, тогда мы стараемся их вписывать в план.
К. П.: Все ли проекты вашей галереи подразумевают сопроводительную программу: экскурсии, встречи с художниками?
А. К.: Мероприятия — это лишний повод для людей прийти и посмотреть выставку. Иногда бывают проекты, в которых на концептуальном уровне заложена событийная программа. Например, наша последняя выставка перед карантином — проект «Своими силами: экологическая выставка местного значения» [6] — изначально была задумана как выставка-форум. Для экспозиции мы использовали материалы от прошлых застроек, на проект было потрачено ноль денег. Объект, который был сделан, — это инсталляция Александры Кузнецовой под названием «Экологический форум»: с одной стороны место собрания, площадь, а с другой — некая ирония над форматом экологических форумов, которые зачастую по своей организации не очень экологичны. На выставке было не так много объектов для просмотра, проект существовал, когда шла сопроводительная программа: ликбезы по экологии, разговоры о сортировке мусора, обсуждение опасений на эту тему, дискуссии на тему политики малых дел, своп. То есть это была выставка, которая без событийной программы состояться просто не могла. Иногда, когда мы формируем экспозицию, мы закладываем в нее какую-то обстановку, место, которое заточено на то, чтобы там что-то происходило. Например, дискуссия про художников с инвалидностью происходила в той части экспозиции, где воспроизводился кусок интерьера мастерской Алёны Лёвиной. В этом контексте мастерская — единственная по-настоящему доступная среда.
Мы всегда думаем о событиях. И больше всего любим даже не формат дискуссий, а формат разговора, когда активно включаются зрители. Порой это бывает очень непривычно для спикеров, которых мы приглашаем.
К. П.: Интересно, что обычно все дискуссии носят какой-то презентационный характер. Вопросы из зала бывают редко.
А. К.: В нашем случае все началось на выставке Икуру Куваджима «Репатриация» [7]. Мы тогда анонсировали дискуссию про механизмы культурной памяти, куда пригласили Анну Наринскую. Так как выставка была на тему репрессий в советское время, мы быстро вышли на разговор о восприятии героического, победы в современной культуре. И в какой-то момент зал просто прорвало: возможно, это была больная тема. В зале были люди, которые застали период Второй мировой войны, они делились опытом, кто-то говорил о том, что ему рассказывали родители. Я помню, что мы записывали эту встречу, чтобы потом сделать видеоматериал. И когда уже после мы начали прослушивать запись, то поняли, что самое интересное было сказано именно зрителями. А второе мероприятие этой выставки было даже интереснее: внезапно выяснилось, что все мы — и кураторская команда, и Икуру Куваджима (художник из Японии, который живет в России) — любим Егора Летова. Было решено провести встречу «Икуру Куваджима о Егоре Летове». В тот день мы вместе с посетителями просто сели в кружок, слушали песни Летова и обсуждали их. Конечно, мы переживали, вдруг будет пусто или никто не захочет включаться в обсуждение, но получилось ровно наоборот — мы сидели больше двух часов. Это для всех нас был новый опыт. Оксана Васякина тогда даже сказала, что никогда не думала, что прослушивание Егора Летова может быть коллективным опытом.
К. П.: Это даже чем-то напоминает книжный клуб. Тогда я еще спрошу: как вы думаете, как себя чувствует в вашей галерее зритель? Он легко идет на контакт?
А. К.: У нас довольно маленькое пространство: два выставочных зала, еще из одного пространства мы сделали магазин современной графики «Сажа» и наш кабинет. И из-за этой компактности нам не сложно выйти и поговорить со зрителем. У нас есть установка, что мы каждого стараемся встречать и проводить для него экскурсию. Людей, которые от этого отказываются, всегда меньше. Наоборот: если человек едет к нам в галерею — а «Пересветов переулок» не очень большая площадка — он едет, чтобы получить общение. И тут могут произойти удивительные вещи: в процессе разговора мы понимаем, как тесен мир. Например, на выставке Икуру Куваджима к нам пришла девушка, которая в одной из частей инсталляции, где на спилах деревьев были портреты заключенных из Красноярска, нашла портрет своего прадеда. Я думаю, эта история так бы и ушла с этой девушкой. Поэтому для нас общение с посетителями — это тоже открытия.
К. П.: А почему у вас возникла идея сделать «Сажу»?
А. К.: Она возникла у моей коллеги из нового кураторского состава Ольги Машинец. У Оли есть идея, что люди часто даже не мыслят себя обладателями работы какого-то художника или художницы, коллекционерами искусства. И то, что доступно, почему-то часто не рассматривается как искусство. Есть огромное количество художников, которые готовы продавать свои работы за небольшие деньги, просто для того, чтобы эти работы у кого-то были, чтобы они были кому-то нужны. В нашем магазине мы решили сделать очень демократичную ценовую политику. В каком-то смысле это снова работа с местной аудиторией, потому что в галерее «Пересветов переулок» уже давно существует (и существовала еще до нас) багетная мастерская. И мы часто наблюдаем, как люди приносят какие-то вышивки или журнальные плакаты для оформления. С помощью «Сажи» мы предлагаем им повесить на стену дома работу современного художника, а не плакат с выложенной стразами антилопой.
К. П.: Саша, вы в самом начале говорили, что благодаря вашему расположению в жилом доме, к вам часто заходят местные, которые не стесняются выражать свое мнение и давать оценки выставкам. Вы помните самые неочевидные замечания, которые люди высказывали?
А. К.: Да, была одна оценка, которую высказывали несколько раз и разные люди. И не с целью покритиковать, а просто. Опять же сложность работы с галереей «Пересветов переулок» в том, что у площадки часто менялись кураторы, менялась концепция. И мне кажется, что в какой-то момент люди просто потеряли понимание, что в целом происходит. Был период, когда, видимо, это было герметичное современное искусство. Поэтому когда я разговаривала с людьми, они часто вспоминали то время и говорили: «это было не для нас». Это ощущение герметичности, закрытости действует даже на самых простых уровнях: как оформлены афиша, баннер. Сейчас на плакатах мы стараемся максимально полно раскрывать, что же ждет посетителей на выставке — это то, что увидят местные жители.
А что касается оценки, про которую я говорила… В самом начале моей работы, когда была эта концепция искусства взаимодействия, мы действительно показывали простые пространственные работы. Но заходящие в галерею люди часто приходили не на выставки, а, например, забрать детей из кружка или выбрать багет. Они могли вовсе не знать, что это галерея. И, окидывая взглядом залы с выставкой, они спрашивали у нашего администратора: «а выставка-то когда будет?». И наша администраторша — человек старой закалки — всегда просила нас: «девочки, ну повесьте хоть что-нибудь на стенки, люди же не понимают!»
К. П.: Зато абсолютно искренняя оценка!
А. К.: На самом деле, когда ты начинаешь уделять внимание людям, рассказываешь им про выставки, они становятся более благосклонными. Мне кажется, в этом и есть ключ.
К. П.: Вы упомянули кружки для детей — это постоянная секция галереи?
А. К.: Да, это, кстати, изначально заложено в концепцию ОВЗ (прим. ред.: Объединение «Выставочные залы Москвы»). У всех галерей ведется обязательная клубная работа. Клубная работа заключается в том, что люди, работающие в галерее, могут сделать занятия на темы, которые они изучают или которые им интересны. На самом деле, заниматься такими вещами очень интересно. Сейчас у меня есть идея сделать феминистский клуб, где все будет строиться на обмене опытом между посетителями.
К. П.: Конечно, клубный формат звучит чуть человечнее, чем, допустим, цикл лекций.
А. К.: Я сейчас вспоминаю и, по-моему, у нас за все это время не было ни одной лекции. Наш формат — это коллективное обсуждение, а не какое-то одно мнение.
К. П.: Сейчас много говорят, что художественные площадки унифицируются. Мы все примерно представляем, какая программа нас ждет и чем мы сможем заняться, когда мы приходим в музей или галерею (выставка, книжный магазин, кафе, кружки для детей и пр.). «Пересветов переулок» в этом смысле другая площадка?
А. К.: Конечно, все то, что вы перечислили, есть и у нас. С точки зрения менеджмента это просто набор, который позволяет площадке заработать себе бюджет. Но мы всегда думали так: одно дело, когда человек идет в «Гараж» или на «Винзавод», где десятки галерей, и ты все равно увидишь какое-нибудь искусство, для тебя не будет расстройством, что ты шагнешь в галерею, окинешь зал взглядом и поймешь, что там стоит один объект и все, можно идти в другие галереи. Для нас это катастрофический сценарий. Когда человек приезжает на станцию метро «Автозаводская», идет десять минут до галереи и через пять минут он уже может уезжать обратно. Возможно, отчасти поэтому у нас возникла концепция искусства взаимодействия: посетитель у нас должен получить что-то большее. Для нас большим всегда было, конечно же, общение. Еще с выставки Икуру Куваджима мы начали вписывать в экспозицию места, где посетители могут полежать или посидеть, то есть провести время. Например, у Икуру в экспозиции был специальный объект, который он сделал, чтобы посетители смогли на нем полежать. Для него как для художника вообще важна идея сна, в свое время он делал проект «Обломов». Этот объект выглядел просто как лежак: он был покрыт полотном с отпечатанной на нем фотографией, изображающей берег Исландии с лежащими на нем корягами. Эти коряги приплывают в Исландию из Сибири, раньше это были деревья, которые валили зэки. По идее Икуру, каждый зритель мог лечь на этот лежак, послушать звуки, записанные на берегу Исландии, и сам почувствовать себя такой корягой. А во время проекта Кати Муромцевой про художников, живущих в домах престарелых, Даша Серенко придумала поставить стол, за которым можно было пить чай, и каждая экскурсия всегда заканчивалась за этим столом — это было такое чайное место. Часто получалось так, что экскурсия переходила в разговор с посетителями. Мне кажется, что это действительно то, что нужно людям. Ничего не хочу сказать плохого, но, когда ты приходишь на «Винзавод» в какую-нибудь галерею, ты не видишь там ее хозяина, это просто пространство, в котором ты можешь побыть. У нас по-другому: в галерее нет четкой границы между нашим рабочим местом и выставкой. Я часто ловлю себя на мысли, что по экспозиции ходят посетители, а у нас открыта дверь в кабинет. Наверное, это как-то не парадно, думаю я. Но может быть, в этом и есть какая-то прелесть.
К. П.: А это, кстати, к вопросу, с которого мы начали — про целевую аудиторию. Работники выставочных залов порой представляют себе посетителя определенным образом, предугадывая оценку, которой может и не быть: будто ему должно не понравиться то, что будет показано на выставке.
А. К.: Это действительно интересный момент, что, когда мы думаем о своем посетителе, мы всегда отталкиваемся от его возможного недовольства и сразу думаем, как мы будем это недовольство преодолевать. Я наоборот сейчас хочу вписать галерею в программу «Московское долголетие». С одной стороны, ты не знаешь, чего ожидать, потому что там происходит очень много разного, эклектичного, но с другой стороны там живые люди, аудитория. Вопрос только в том, что мы можем этой аудитории предложить. Почему бы не предложить им что-то интересное? Ведь это то самое внимание, про которое мы говорим, что оно творит чудеса.
1. Сайт галереи «Пересветов переулок»: https://vzmoscow.ru/galleries/gallery_peresvetov/
2. Мероприятия «КЛАВы», знаменитого клуба авангардистов, в начале 1990-х.
3. Выставка «Пересветов переулок. Разбор архива» прошла с 04.09.20 по 04.10.20. Подробнее: https://vzmoscow.ru/sentyabr/vistavka_peresvetov_pereulok._razbor_arhiva/index.php?lang=ru
4. Выставка Михаила Гарасько «Жизнь игрушек» прошла в галерее «Пересветов переулок» с 05.07.19 по 18.10.19. Подробнее: https://vzmoscow.ru/events/archive/2019/iyul/zhizn_igrushek/index.php
5. Выставка прошла в галерее «Пересветов переулок» с 20.12.19 по 16.02.20. Подробнее: https://vzmoscow.ru/events/archive/2019/noyabr/dobro_pozhalovat/index.php?lang=ru
6. Выставка прошла в галерее «Пересветов переулок» с 21.02.20 по 15.03.20. Подробнее: https://vzmoscow.ru/ekologicheskaya_vist/index.php?lang=ru
7. Выставка прошла в галерее «Пересветов переулок» с 13.04.19 по 14.05.19. Подробнее: https://vzmoscow.ru/events/archive/2019/aprel/repatriaciya/index.php